— Я бы сказал… Ни на какую другую тему мы и не разговаривали, если хотите знать.
— Инспектора были настроены придирчиво?
— Мистер Мейсон, — с яростью воскликнул свидетель, — инспектора нас просто душили. Они толпой ходили по строительству, придирались к малейшим деталям, до каких только могли докопаться, забрасывали нас требованиями, заставляли ломать конструкции и заново их ставить. Они все время находились на строительстве, выматывая нам всю душу, не давая шагу ступить, буквально доводили нас до сумасшествия.
— И так продолжалось до понедельника прошлой недели?
— Точно.
— Включая понедельник?
— Включая понедельник.
— А теперь обратимся к утру вторника. В тот день вы разговаривали с инспекторами?
— Одну минуту, — вмешался Дру. — Этот вопрос не имеет отношения к делу и не входит в цели перекрестного допроса. Я ничего не спрашивал свидетеля по поводу утра вторника.
— Полагаю, что имею право допрашивать свидетеля по поводу всех его бесед с инспекторами, — возразил Мейсон. — В конце концов, то, что он показывает, является его умозаключением. Он говорит, что инспектора действовали безосновательно и были несговорчивы. Следовательно, я имею право выяснить фактические отношения между этим человеком и инспекторами, а также что он имеет в виду, когда говорит, что они действовали безосновательно или что они были несговорчивы. Должен быть какой-то стандарт нормальных отношений, от которого он отталкивается.
— Думаю, что вопрос правомерен, — заметил судья. — Свидетель, отвечайте.
— Во вторник утром, — продолжал Хорн, — все было совсем по-другому. Инспектор на работе подошел ко мне и сказал, что, по его данным, отклонения опорных конструкций в стене не выходят за пределы нормы. Он давно наблюдает за нашей работой и знает, что мы строим добросовестно. Поэтому считает себя вправе с настоящего момента предоставить нас самим себе, чтобы мы могли спокойно закончить строительство.
— Это было во вторник утром? — переспросил Мейсон.
— Да, сэр.
— Спасибо, у меня все.
— Вы свободны, — сказал свидетелю судья.
— Я вызываю Франка Ферни, — объявил Дру.
Как и другие свидетели, Ферни принес присягу и приготовился к допросу.
— При жизни Меридита Бордена вы работали у него?
— Да, сэр.
— В каком качестве?
— Ну, нечто вроде главного помощника. Я делал все, что было нужно в данный момент.
— Вы делали и секретарскую работу?
— Да.
— И ходили по поручениям?
— Да. Я делал все, о чем Борден меня просил. Например, когда у него собиралась компания, я следил, чтобы стаканы были полны, чтобы гости не скучали. Короче говоря, делал все, что нужно было сделать.
— Вспомните утро прошлого понедельника. Это не был Ваш выходной день?
— Нет, сэр. Определенных выходных у меня не было. Я находился около мистера Бордена почти все время, а если мне нужно было уйти, то просто говорил ему; что ухожу.
— А как было вечером в понедельник?
— Я сказал ему, что вернусь поздно, так как хочу провести весь вечер со своей девушкой.
— В котором часу вы ушли?
— В шесть часов.
— Вы знакомы с Марианной Фремонт, служанкой в доме?
— Конечно.
— Пищу в доме готовила она?
— Да, она.
— По понедельникам она выходная?
— Верно.
— И кто готовил еду в понедельник?
— В понедельник мы вели несколько лагерный образ жизни. Если мистер Борден и я оставались одни, я на завтрак делал яичницу-болтунью из нескольких яиц и жарил бекон. На второй завтрак у нас обычно был салат, а вечером я готовил что-нибудь. Если не было гостей. Если же они были (и это относилось не только к понедельнику), мы заказывали еду из кафетерия или вызывали другую кухарку.
— Готовилась ли какая-нибудь еда в прошлый понедельник?
— Мистер Борден сказал мне, что откроет банку квашеной капусты и сварит сосиски. Я с ним не обедал.
— Вы знаете, в какое время он обычно ел по вечерам в понедельник?
— С разрешения суда, я возражаю против этого вопроса, — заявил Мейсон. — Он не имеет отношения к делу.
— С разрешения суда, — сказал Дру, — нам очень важно установить время приема пищи, потому что время наступления смерти — от восьми тридцати до одиннадцати тридцати — определено только по температуре трупа, степени трупного окоченения и посмертного посинения кожи. Его можно уточнить, если мы узнаем, когда именно Борден в последний раз ел.
— А это именно то, что мы не можем знать точно, — заметил судья Эрвуд. — Ведь вы, Ферни, можете сказать только то, что Борден имел привычку ужинать в определенный час?
— Совершенно верно. Ваша честь. В понедельник вечером мистер Борден мог уйти через пять минут после меня и поесть где-нибудь, значит, это могло быть немного позже шести. Он также мог поужинать дома в обычное время, в половине десятого, или уже после того, как закончил свои дела с Анслеем. Я только знаю, когда он обычно ел по понедельникам. И могу назвать лишь это время.
— Понимаю, — задумчиво произнес Эрвуд. — Считаю, что при данной ситуации я должен принять возражение адвоката.
— Тогда, видимо, на этом мои вопросы заканчиваются. Вы можете допрашивать, — обратился Дру к Мейсону.
— Все владение Бордена окружает стена? — начал тот.
— Верно.
— К воротам подключена сигнализация?
— Да.
— Можно ли еще как-нибудь попасть на территорию не через эти ворота?
— Да. Есть задний вход.
— Где он?
— На заднем дворе, там, где гараж.
— Что это за вход?